ЮРМАЛЦИЕМС
Да, черт возьми, я пряный воздух,
Как масло на домашний хлеб,
Кладу на грудь с лицом серьезным
И восхищен, как римский плебс...
Опять у северного моря
Вдыхаю сырость мутных волн...
Не возбуждаясь и не споря,
Бреду на старый, ветхий мол.
А там волну светлей лазури
Пронзает предзакатный луч.
Мы с ним на посошок покурим,
И он растает среди туч...
Александр КАШТАНОВ, Литва
КОВЧЕГ
град ударил словно долото
и разбилось озеро зеркальное
мы уйдем наверно далеко
в холод нашатырного заката
навсегда отсюда мы уйдем
потому что выродилось племя
тех кто жизни воздавал трудом
потому что выветрилось время
ждут ли нас в той парусной дали?
ждет ли вообще кого-то кто-то?
или жгут мосты и корабли
нарушая протокол Киото?
сеют аллергию тополя
вороны пророчат нам кочевье
и уже стоит на стапелях
первое подобие ковчега
Юрий КАСЯНИЧ, Латвия
ПАМЯТИ
ЮРГИСА БАЛТРУШАЙТИСА
Нет, он не тот, кто жар мгновенья
В строке стремится сохранить:
Эмоции отхлынет пена.
Он собирает янтари
Своих раздумий стародавних:
Былых тысячелетий сгустки
В его творениях наглядны,
Слезу сосны явив искусству.
Миры иные он постиг —
Он прозревает в час надвысный
И времени глухой посыл,
И уязвимость символизма.
Он целомудрен был в стихе,
И в этом — сдержанность литовца.
Он приосаниться хотел
Пред тем, как в душу к нам ворвется.
Эляна СУОДЕНЕ, Литва
СИЯЛА ЗВЕЗДА
Звезда в небесах сияла,
звучала музыка…
Ты весело так смеялась,
но это была иллюзия.
Вот и ушел твой поезд, затих перрон.
Осталось всего нас двое, я и он…
Где-то за тучкой далекой
сияла звезда.
Мне стало так одиноко,
как никогда…
Осыпались с кленов листья
в ворохи золота,
Летят журавли в поднебесье
к теплу от холода.
Упала снежинка первая,
хрустальная звездочка,
Пушистая, нежная,
белая с темного облачка…
Куда же унес тебя поезд,
Осень любимая?
Вот и закончилась
повесть наша красивая…
Стало мне так одиноко, как никогда,
Где-то за тучкой
далекой сияла звезда.
Павел КУЗОВЛЕВ, Россия
* * *
Твою душевность сердцем знаю
И оттого переживаю.
В тоске нещадной, сам не свой,
Я знаю, что не твой герой.
С друзьями — не к лицу тягаться.
Мне б только лучиком остаться
Твоей души с рассветом дня...
Живу, как видишь, без огня.
Мои стихи — тебе, веселой —
Когда-то станут баркаролой:
Летящей песней по волне
В чужой, далекой стороне.
Тоски я одолею тьму,
Не обращаясь ни к кому.
Грести возьмусь веслом одним
По ходу лет, по ходу зим…
И о тебе душою петь,
Стремясь обнять, прижать, согреть —
Хотя бы образ нежный твой,
Ранимый, трепетный, живой.
Иван КУНЦЕВИЧ, Латвия
ВЕСНА
В КОКТЕБЕЛЕ
Памяти М. Волошина
Март окрасил пейзаж
в спелый цвет абрикоса,
И весна на мольберте
фиксирует жизнь.
Крики птиц, словно рифмы,
сорвались с утеса,
В виноградные лозы
созвучья вплелись.
Дом, как прежде, раскрыт
для словесных сражений.
Раз — укол, два —
укол, кто-то падает ниц.
Только слышит Волошин
среди поражений
Ликованье силлабо-тонических лиц.
Эльвира ПОЗДНЯЯ, Литва
МЯТЕЖНАЯ ДУША
Марине Цветаевой
Как птице в клетке —
жизнь невмоготу.
Мятежная душа болит и плачет,
Всё ищет место — там, где всё иначе,
Страны родной покинув неуют.
Она — поэт серебряного века.
Таких в миру —
по пальцам сосчитать.
О, сколько же талантов в человеке!
Но рок идет за нею, словно тать.
Дитя свободы под пятой запретов —
На то табу… и этого нельзя.
Попала в черный
список для поэтов —
Тяжелая ей выпала стезя.
Стихи ее — душевные порывы —
Понятны и близки нам до сих пор.
Всё те же в нашем обществе нарывы,
И в творчестве о том же разговор.
Душе ее свободы не хватало.
Не может власть свободу допустить.
А птицей в клетке маяться устала.
Каков уход — не нам ее судить…
Оставила нам творческий подарок —
Вся жизнь, запечатленная в стихах.
Короткий путь ее был страстно ярок,
Как радуга в таинственных мирах.
Самоилас ЛОРМАНАС, Литва
В ДОЛИНЕ ВЕРНОСТИ
Скучаю по тебе с рассвета до заката...
Мечтаешь обо мне до самого рассвета.
Уж по-весеннему опять земля одета.
Отнюдь не время — в расставанье виновато.
Ты жарко обещал любить всем сердцем.
Тебя могу я ждать тысячелетья!
Совместных дней счастливых многоцветье
Нам улыбнется ласковым младенцем.
Ты подарил мне сакур сад цветущий,
Я светлячками небо озарила.
Восходит счастья нашего Светило,
В долине верности мы встретим день грядущий.
...А лепестки цветов летят
в порывах ветра,
И сонмы светлячков кружат
в ритмичном танце.
Чарующе звучит мелодия романса…
Навек живительной
любовью мы согреты!
Ольга РЯБИНИНА, Литва
ШАЛЯПИНУ
Cлавянин — широкоплеч, могуч,
Сила духа русского — царь-бас!
Горная вершина среди круч —
До сих пор притягивает нас.
Равных нет: босяк-аристократ,
Любящий отец, но страсть — театр.
Со статиста начал за пятак,
Сотни арий — стал репертуар!
Скульптор, живописец и гример,
И в карикатуре был силен,
Артистичен, весел и умен,
И в немом кино снимался он.
Всем он близок, мира гражданин,
Есть в судьбе и Голливуд, Литва,
Петербург, Италия, Москва —
До сих пор ни с кем он не сравним.
Елена ШЕРЕМЕТ, Литва
БЕДА. ДЕНЬ 115-Й
Весь мир в комок кровавый сжался...
Пульс смерти бьется жилкой у виска,
И с торжеством
глядит жестокосердье
В страницы стертого
войной черновика.
В лампадах у икон, давно лукавых, —
Елей отравленный…
неверья, нелюбви.
В напрасном пламени
свечи заупокойной —
Темно. Обман. И память лишь чадит.
Через бойницы
не прорваться к свету.
Обожжена, истерзана...
Не подыщу слова.
Как мир, душа в комок
кровавый сжалась,
Но всё еще жива... Пока... жива...
Мара ФЛОРИНСКАЯ, Украина
И СНОВА Я ЗДЕСЬ
И снова я здесь,
в милых сердцу просторах,
В ладонях держу васильковое море.
Колышется нива волной золотой,
Вселяя надежду на мир и покой.
Июльского солнца веселая ласка
Опять возвращает в забытую сказку,
В фантазию милую, в песню без слов,
Где сладостно пью синеву васильков.
Иду, обивая прозрачные росы…
И вдруг вспоминаю мальчишку
«матроса».
Он важно испытывал в луже фрегат,
Что сам и придумал на зависть ребят.
Кораблики наши уплыли с мечтою,
Теперь облака-корабли надо мною,
А под ноги стелется красками луг…
Родной уголок — мой спасательный круг.
Надежда МОМЛИК, Беларусь
У ГРОБНИЦЫ РАХИЛИ
И умерла Рахиль, и погребена на дороге в Ефрафу, то есть Вифлеем.
Иаков поставил над гробом ее памятник. Это надгробный памятник Рахили до сего дня. (Быт. 35:19–20)
Здесь слышен плач Рахили между стен
бетонных о судьбе своих потомков*.
За стенами грохочет Вифлеем.
Сквозь крики муэдзинов голос тонкий
слышней, чем бормотание веков,
приткнувшихся к пророческой могиле,
и стон изгнанников, и бряцанье оков
сынов Израиля, бредущих в плен уныло.
Поплачь еще, Рахиль, поплачь, чтоб темь,
что нынче правит миром, отступила!
Чтоб над детьми твоими вспыхнул день,
я поцелую краешек могилы,
поглажу плиты, прошепчу: «Пойми,
Они мне — дети, всех давно простила…»
Снаружи, за бетоном, грешный мир
беснуется, забыв свои могилы...
Виктория ЛЕВИНА, Израиль
Добавить комментарий